Июль

), принадлежащего жителю с.Алхазурово Сайд­Эмину Магомед­Мустафаевичу Ахмадову , 1966 г .р. Около 11.00 29 июня вместе с двумя односельчанами, Магомед­Эмин Аевым и Арби Алдамовым , он возвращался домой из с.Чечен­Аула С автотрассы Грозный—Шатой автомобиль свернул на грейдерную дорогу, ведущую в г.Урус­Мартан . В 500 м от поворота раздался взрыв, КАМАЗ подбросило вверх. Отъехав по инерции еще какое­то расстояние и едва не свалившись в кювет, он остановился на обочине дороги. Сайд­Эмин Ахмадов слышал звук выстрела. Он предполагает, что его произвели военные из 205­й мотострелковой бригады, дислоцирующейся севернее с.Лаха­Варанда . Осколками разорвавшейся мины был ранен в обе ноги один из его пассажиров, Арби Алдамов. На попутной машине он отправил его в больницу. Затем сообщил о случившемся командированным из регионов РФ сотрудникам ПОМ с.Алхазурово. Но те отказались выехать на место происшествия, заявив, что эта территория им якобы неподконтрольна. В последующие дни Сайд­Эмин Ахмадов обратился с просьбой о содействии в возмещении нанесенного ему ущерба в военную прокуратуру в/ч 20102, комендатуру Урус­Мартановского р­на и к специальному представителю президента РФ по обеспечению прав и свобод человека и гражданина в ЧР Владимиру Каламанову (далее — бюро В.Каламанова). В начале июля в ПЦ «Мемориал» поступило «Обращение в государственную Думу Российской Федерации вынужденных переселенцев из Чечни, находящихся в Ингушетии»: «Уважаемые депутаты Государственной Думы РФ, мы обращаемся к Вам с надеждой, что Дума, наконец, вмешается в сложную ситуацию, которая разворачивается вокруг нас, беженцев из Чечни. В последнее время новая администрация Чеченской Республики поставила своей целью, вернуть всех беженцев назад, в Чечню. Это совпадает и с нашим конечным желанием. Однако мы хотим вернуться в Чечню, чтобы жить, а не быть убитыми. Мы не просим даже хороших условий жизни, потому что мы и не надеемся на это. Мы требуем минимум: гарантий безопасности, которых на территории Чеченской Республики на данном этапе нет абсолютно. Мы не можем добровольно вернуться на территорию, где регулярно проходят «зачистки», в ходе которых производятся незаконные аресты людей, и эти люди часто пропадают без вести или их трупы находят истерзанными, где арестованные систематически подвергаются избиениям и жестоким пыткам. Мы не можем вернуться туда, где солдаты и омоновцы приезжают к дому на БТРах, врываются, захватывают людей, отбирают у несчастных жителей их последнее имущество. Мы не хотим снова попадать под обстрелы, которые постоянно происходят во всех районах республики. В 1999 г . нас бомбами и снарядами насильственно изгнали из республики, а теперь насильно пытаются загнать обратно под обстрелы, в условия, где не действует закон, где не соблюдаются права человека и мирные граждане не имеют никакой правовой защиты. Вместо того чтобы остановить разбой и бандитизм со стороны силовых структур, направленный против мирного населения, и таким образом создать условия для добровольного возвращения беженцев домой, государственные чиновники используют метод силового выдавливания беженцев путем создания в Ингушетии невыносимых условий, подобных тем, которые существуют в данное время в Чечне. С целью шантажа и запугивания, производятся проверки паспортного режима, такие же как и «зачистки» в Чечне: например, «зачистки» в лагере в селе Аки­Юрт и в лагере «Спутник» с арестами, для которых нет фактических оснований. На фоне такой картины звучат угрожающие заявления генерала Трошева о проведении «зачисток» на всей территории Ингушетии. Такими способами в среде беженцев создается атмосфера напряженности, и мы живем в постоянном страхе в ожидании исполнения этих угроз. Используются и другие методы выдавливания беженцев из Ингушетии. Например:, миграционная служба РФ в Ингушетии в течение мая месяца прекратила в лагерях выдачу хлеба и горячего питания, а правительство РФ своим Постановлением №163 от 3 марта 2001 г . вынудило международные гуманитарные организации приостановить оказание гуманитарной помощи в лагерях для беженцев. Сухой паек, который выдает миграционная служба, далеко недостаточен для полноценного питания, тем более что не у всех есть возможность приготовить еду: то нет газа, то нет дров. С каждым днем ухудшается положение беженцев в частном секторе. У людей нет средств, чтобы платить за аренду, а хозяева квартир не могут бесплатно принимать беженцев, так как правительство РФ не оплачивает им коммунальные услуги для беженцев (свет, вода). Вот уже несколько месяцев как миграционная служба прекратила регистрацию беженцев. По этой причине люди, которые и сейчас вынуждены покидать Чечню из­за постоянной опасности для жизни, не могут получить палатки в лагерях и гуманитарную помощь ни от миграционной службы Ингушетии, ни от МЧС, ни от других гуманитарных организаций. Эти люди, зачастую, бродят по лагерям в поисках ночлега. Исходя из своих политических целей, чиновники разных уровней пытаются «выдавить» нас, беженцев, в зону беззакония, где каждая минута грозит человеку смертью или захватом. «Агитаторы», которые приезжают из Чечни, обещают нам всякие блага в виде денежных компенсаций и других подачек. Однако эти безответственные чиновники не хотят думать о гарантиях безопасности жизни, о соблюдении элементарных прав человека. Несколько десятков вынужденных переселенцев, которые, поддавшись уговорам, недавно вернулись в город Аргун, в тот же день попали в зону боевых перестрелок. А те несчастные, которые не смогли покинуть республику и живут в отдаленных селах республики, находятся в бедственном состоянии. Они практически голодают. Местные государственные структуры в Чечне пока не способны решить внутренние социальные вопросы, тем более они никогда не смогут справиться с проблемами беженцев, вернувшихся из Ингушетии. И в этой обстановке министр по делам Чечни Владимир Елагин заявляет о необходимости возвращения всех беженцев из Ингушетии в Чечню летом этого года. Никто из чиновников не желает считаться с нашим мнением, с нашим нежеланием возвращаться под правовой беспредел в Чечне. Мы покинули Чечню не добровольно, и теперь мы просим — не заталкивать нас силой туда, где царит произвол военных, где для мирного человека нет никакой защиты ни от одной из воюющих сторон. Мы очень хотим вернуться домой и вернемся по своей воле, но только тогда, когда там будет мир и правопорядок. Мы просим Вас — не допустить манипуляций судьбой беженцев. Мы призываем Вас — выполнить свой депутатский долг и поставить вопрос о ситуации с вынужденными переселенцами на обсуждение Государственной Думы». ., и далее следуют сотни фамилий подписавшихся. В ПЦ «Мемориал» продолжали поступать все новые подробности завершившейся накануне зачистки в пос.Черноречье . О том, что она состоится, местным жителям стало известно заблаговременно. Поэтому все те, кто имел основания опасаться за свою безопасность, покинули населенный пункт. Заплатив деньги на посту, уехать можно было непосредственно и в дни операции. Забирать людей военные начали с утра 29 июня. В основном мужчин старше 18­летнего возраста. К зданию профилактория на берегу Грозненского водохранилища они доставили и подростков от 14 лет и моложе. Всего же, по уточненным данным, было задержано до 300 человек. Там их положили лицом вниз на землю и избили. Сыну Умалта Эльдербиева , по свидетельствам очевидцев, сделали укол неизвестным препаратом под лопатку. После освобождения его в тяжелом состоянии отвезли в больницу за пределы города. Большинство задержанных были допрошены. Для этого их по одному заводили в здание профилактория, где на русском языке задавали вопросы о боевиках и ваххабитах. Применялись пытки, в том числе электрическим током. Кто их допрашивал, эти люди не видели: еще при задержании им на головы натянули рубашки и полиэтиленовые пакеты. Сотрудники ПЦ «Мемориал» уточнили обстоятельства задержания Элины Габаевой , медсестры детской больницы, расположенной в Черноречье. Утром, как и всегда, она приехала в поселок (Элина замужем и живет в другой части города) и перед тем как пойти на работу, решила проведать мать. Надев белый халат, Элина Габаева уже собиралась выйти на улицу, когда увидела в окно бегущих к их подъезду военных. Они заскочили в квартиру, где в это время, кроме нее самой, находились ее мать и четверо сестер. Младшей из них исполнилось всего два года, другой — восемь лет. У последней при виде военных началась истерика. Мать попросила разрешения вывести ее из квартиры. В грубой и развязной форме в этом было отказано. Услышав крики, в квартиру прорвалась соседка и забрала девочку к себе. Военные потребовали у присутствующих документы и, просмотрев их, приказали Элине Габаевой снять халат. На вопрос — зачем, ответили: «Ты едешь с нами». Паспорт девушке они возвращать не стали, оставили у себя. Ее вывели из подъезда и посадили в машину УАЗ. Туда же подсела и мать, не пожелавшая оставлять дочь одну с военными. Но у здания профилактория их разделили: дочь высадили из машины и куда­то увели, а мать отвезли обратно в поселок и оставили у въезда на дамбу Чернореченского водохранилища. Дворами и переулками, обходя стороной военные пикеты и скопления бронетехники, она через короткое время вернулась к профилакторию. Здесь уже находилась большая группа женщин. Они протестовали по поводу задержания в ходе «зачистки» своих родственников. Военные пытались отогнать их, стреляли им под ноги и бросали дымовые шашки. Однако это еще больше распалило женщин, вскоре здесь фактически начался митинг. «Я была на третьем месяце беременности. За день до этих событий я вышла с больничного. Они высадили меня из машины и грубо завели в «Урал». Там было много солдат. Начали спрашивать: «Куда ездила делать перевязки? Где живут боевики?» Я говорила, что ничего не знаю, тогда они начали мне угрожать: «Мы тебя подвесим, как Буратино». При этом послали какого­то солдата найти дерево, чтобы меня подвесить. Но потом выяснилось, что сотрудники больницы, в которой я работаю, прибежали к профилакторию и сказали военным, что я только вышла с больничного, что я беременная. Им сказали, будто у них есть свои гинекологи, пусть они не волнуются. Я всего этого, конечно, не знала. Через некоторое время в «Урал» зашли два пьяных амбала и, заявив нагло, что гинекологи, начали оскорблять меня. Я сильно испугалась, начала плакать. На мое счастье, их отвлекло задержание какой­то более важной персоны. Они все выскочили из машины, оставив меня с какими­то двумя солдатами. Потом опять зашли и грубо, нецензурно ругаясь, стали приставать все с теми же вопросами. Так продолжалось несколько раз. Через некоторое время меня вывели на улицу и посадили на корточки у каких­то кустарников. Заставили сидеть так до 20.00 вечера. Окружили меня и опять мучили угрозами и расспросами. Вечером, записав данные и заставив расписаться под ними, отпустили. Перед этим они предупредили, что будут следить за каждым моим шагом: куда я езжу, с кем общаюсь и т.д. На следующий день в больнице я потеряла ребенка». Женщина, пикетировавшая профилакторий (она не пожелала назваться): «Я стояла в толпе с другими женщинами, у которых забрали мужчин. Забирали всех попавшихся под руку, от 14 лет и старше. Даже стариков забирали. Всех избивали. Мы слышали, как один солдат спросил у другого: «Сколько их?» Второй ответил: «Не пересчитать». Когда мы спрашивали, кто у них командир, отвечали: «Мы все командиры, никому не подчиняемся». Мимо нас проезжали машины с новыми задержанными. Мужчин из них выкидывали на поле. На головах у них были либо завязанная рубашка, либо полиэтиленовый пакет. Даже мы, стоящие в стороне, слышали крики людей, которых они пытали и били. По всему поселку в это же время шли грабежи. У одной женщины из дома забрали товар на 23 тысячи рублей, который она привезла под реализацию из Хасавюрта. Мы в